УЧАСТИЕ МИРЯН В ЖИЗНИ ЦЕРКВИ.

УЧАСТИЕ МИРЯН В ЖИЗНИ ЦЕРКВИ.



Архимандрит Константин (Зайцев)



Несколько слов о Приходском Уставе Московского Собора. О нем вообще можно сказать то, что так проницательно отмечал митрополит Филарет относительно Синода. Благодать Божия сделала из него, вопреки замыслам не всегда православным церковно-православное установление. Московский Собор есть чудо Божией благодати, озарившее мрак революцион­ной одержи-мости, мгновенно покрывший буквально всю Россию. Мрак этот висел и над Собо­ром, будучи, однако, им преодолеваем силой благодати. В некоторой, очень слабой степени, дух современности отразился и на Приходском Уставе – не этим ли обусловлено наличие особого вступления к нему, точно, вразумительно и убедительно выражающее некоторые общие положения, проникнутые строго церковным духом и погружающие весь Устав как бы в некое очистительное море благодати. Но есть отсвет в Приходском Уставе и чего-то другого, что, быть может, еще важнее. Тут мы подходим к большой теме, которую только бегло осветим. Это – проблема повышенной значимости «народа» в условиях исповедничества, граничащего с мученичеством. Как мученическая кровь заменяет крещение водою, так и готовность пролить кровь сглаживает иерархические углы и особо определяет удельный вес тех или иных голосов.

Повышенное участие мирян в суждениях о вере может быть суетным и ложным – достаточно вспомнить то брожение умов, которое вызвана было на Руси ересями стригольников и, особенно, жидовствующих. Понятно отсюда строгое обуздание этого соблазна, осуществленное властью по требованию церковных вождей. Но может быть и иначе. Мы ведь не скажем, например, что суетно и ложно было то, что во времена братьев Лихудов «и духовные и светские мужи, жены и дети в собраниях, беседах, на всяком месте, благовременно и безвременно – все стали рассуждать, как пресуществляется хлеб и вино в тело, и кровь Христову, и в кое время и киими словесы». Это была защитная мобилизация духа против грозившей нам латинской ереси, укоренившейся в юго-западе России.

А в моменты заострения вероисповедных споров, затрагивающих самое существо церковной Истины – церковный народ нередко получает значение очень высокое. ВЕРА непосредственно объединяет (или разъединяет!) людей, и момент иерархии ослабляется в своей значительности. Историк Евсевий, говоря о борьбе с Монтаном, выражается так: «верующие стали собираться и исследовать новое учение «Бл. Августин, говоря о конечной судьбе ересей, отмечал как бы три самостоятельные силы, их уничтожающие: «суд народа», «важность соборов», «величие чудес». В нашей отечественной истории юго-запад явил пример решительного участия народа в борьбе за веру. Известно значение братств. Патриарх Иеремия, их утвердивший, отмечал наличие среди мирян не только благочестивых людей, «одною простотой могущих сделать многое», но и ученых, которые могут быть более разумны, чем епископы, ибо по слову бл. Иеронима «не все епископы суть епископы». «Одному простому мирянину православному нужно больше верить, чем папе»…

Если же архиереи и другие настоятели с любовью допустят делать о себе замечания и будут исполнять все предписанное, то отцы в сынах, а сыны в отцах пребывать будут, и таким образом последует согласие и приверженность к ним народа». Духовная настроенность, звучащая в этих наставлениях очень ценна и должна быть созвучна и современному христианину, но надо оттенить всю «новизну» и современности даже и по сравнению с такой настроенностью. Там был определенный враг и явный соблазн: латинство. Это был «фронт», так сказать, откуда грозила беда. Но сзади был «тыл»: Русское Православие! То была эпизодическая борьба в общей атмосфере, далекой от того повсеместного «отступления», которое окружает нас. Позади нас покинутая нами изнемогающая духовно в тисках воинствующего безбожия Россия, а окружает нас сомкнутый фронт всех возможных конфессиональных организаций и внеконфессиональных течений, объединенных одним и тем же духом «отступления». И потому нечто существенно иное требуется от пастыря и от близкого ему духовно церковного народа, сверх всего того, о чем пишет митр. Иов Борецкий. Что же именно?

http://www.metanthonymemorial.org/VernostNo1.html

УЧАСТИЕ МИРЯН В ЖИЗНИ ЦЕРКВИ.

( окончание, начало в № 1 )

Был почитаемый древний подвижник, авва Иосиф Панефосский. К нему однажды обратился один брат с вопросом: - если настанет гонение, куда лучше бежать, в мир или в пустыню? Старец отвечал: «Поди туда, где живут православные, и поместись близь них». Вот первый, основной, завет – подлежащий исполнению рачительнейшему в современных условиях: тесниться друг к дружке, по признаку нашей русской православности, нашей принадлежности к Церкви «Единой, Святой, Соборной, Апостольской», в русском поместном ее зарубежном облике, и тем являть свое церковное бытие: существовать, как Церковь. Выполнение этой задачи, то есть создание и поддерживание церковных очагов, есть своего рода обязательное послушание всех чувствующих себя «верными» – и первым вдохновителем и трудником этого подвига является, конечно, пастырь. Но есть еще и второе, что надо принять, как основу современной церковно-приходской деятельности. Это -– сознание серьезности и ответственности переживаемого времени, отсутствие увлечения успехами легкими и «массовыми». Условно говоря, можно сказать так: ядро церковное вокруг пастыря должно ощущать себя потен- циальными катакомбниками. «Условность» заключается в том, что, в ближайшей реальной перспективе, не о гонениях может идти речь, а о гнете более тонком, но и более еще опасном; о втягивании каждого в такую общественную среду, организованную или даже не организованную, принадлежность к которой, духовно (а иногда и фактически) несовместима с подлинной принадлежностью к Православной Церкви. Вот почему для каждого должна существовать внутренняя готовность порвать, положить конец всякой общи- тельности, которая отвращает от Церкви. Можно «условно» применить и другое выражение: потенциальный затвор. Он естественно вытекает из правильно построенной и к исполнению в жизни принятой лестницы ценностей! «Учись разуметь обстоятельства времени» – этот завет св. Игнатия Богоносца, себе усвоив, должен пастырь внедрить и в сознание ему близких – будущей дружины верных, которая должна будет разделить со своим пастырем его судьбу, если откроется действительное гонение. А пока этого нет, пока имеем мы великое счастье, пользоваться свободой, то в этих условиях современной жизни, под руководством священника, не только жить церковной жизнью, во всей возможной ее полноте, но и ограждать свое церковное сознание от всего, что идет со-вне, будучи готовы, вместе с пастырем, терпеть злоречие и притеснение от злых людей: ибо (по слову св. Тихона Задонского): Сатане дело их неприятно, и он изощряет на них языки злых людей и гонит их».

Теперь переключимся в условия, которые после Революции образовались в Советской России. То, о чем мы сейчас говорили, как о чем-то лишь возможном и нам в дали угрожающем, в какой то смутной перспективе, то стало реальностью в нашем несчастном отечестве. Произошло это, однако, не сразу. Пройдена была стадия, о которой и надо сказать несколько слов, чтобы понять существо Приходского Устава, выработанного на Московском Соборе. При его составлении, быть может, действовали, в какой то мере, «демократические» тенденции. Это было лишь прикрытие чего-то иного -–церковно-здравого, начавшего тогда сказываться в русской действительности, в воздухе, можно сказать, уже господствовавшего. Быть «прихожанином» становилось для верующих исповедни-

чеством, граничащим с мученичеством, в каждый данный момент способным обрушиться не только на отдельного человека, но и на всю семью, на всех его близких – на всю церковную семью в целом. В этих условиях – на ком держится приход? По самому закону враж- дебной Церкви власти, на плечи мирян возлагается формальная ответственность за храм. Но и в другом смысле ответст- венность их растет. Нередко слабеет священник, который особливо, и давлению, и гонению подвергался, но особливо и соблазняем, бывал разными посулами. Эти соблазны принимают характер особо злостный, поскольку исходят не непо- средственно от богоборческой власти, а от соблазненного епископата. В конечном итоге вся Церковь оказалась возглавленной иерархическим главой, который с высоты своего церковного величия убеждал под угрозой канонических кар чад своих стать на путь отдания Церкви под водительство богопротивной власти. Вот тут то и произошло ранее не представимое новшество: восстановление первохристианских катакомб! Перед этим протекли, однако, мучительные, но вместе с тем, и высокоблагодатные годы, когда церковные приходы жили особо полной жизнью, и это в условиях особо весомой значимости в составе прихода мирян, готовых кровью запечатлеть свою верность Церкви.

Эта особая весомость мирян и нашла себе отражение в Приходском Уставе Московского собора, поскольку в нем права приходской организации обозначены с повышенной четкостью. Моральную ошибку совершают те, кто переносят в атмосферу чуждого нашему страждущему отечеству демократического "обычного права" букву московского Приходского Устава, нарочито объявляя именно эту букву нарочитым велением Церкви, обязательным для всех и каждого. Таких истолкователей и направляют к введению в Приходской Устав, где черным по белому церковная истина, применительно к проблеме прихода, выражена – без всяких обиняков.

Но моральную ошибку совершит и настоятель, если он не будет каждый раз вдумываться в существо тех требований к нему мирян, которые опираются на «демократическую» букву. Нет ли здесь хотя бы оттенка искренней вероисповедной заботы. Если постоянно наблюдаются требовательность прихожан к настоятелю в направлении расцерковления, то не исключена возможность и иного, а именно, когда верная часть прихода, пусть даже в припадке мнительности, которая является повальным заболеванием нашего века, начинает в самом настоятеле подозревать веяние современности расцерковляющей. Вот где должна быть проявлена со стороны настоятеля особая, любовно настороженная, внимательность. Беда, если пастырь, обоснованно отрицая за мирянами позицию их, как равноправной с ними «стороны» или даже как диктующих ему свою волю «хозяев», сам станет здесь в позу формально безапелляционного хозяина. Не снизит ли он этим свое положение до того же «обычного права» гражданской современности – только с обратным знаком? Обе «стороны» не окажутся ли в одной плоскости? Если во всякой формализации своих прав священник несет риск самовольного схождения с Креста – то тут это в повышенной степени имеет место. И чем отравленнее становится окружающая вероисповедная атмосфера, тем осмотрительнее должен действовать священник, дорожащий своим благодатным «центральным» положением. Ибо, если разрушительный характер носит «демократический» элемент, проникая в приход в его нормальной жизни, то под его видимостью может обнаруживаться и защитное, консервативное, охранительное начало. Учит опыт России, что, поскольку силы антицерковные начинают брать верх, проникая в самый состав Церкви, все более «автономными» становятся приходы, образуя ячейки, живущие непосредственно духом Церкви, а не теми или иными конкретными директивами церковной власти. Никто и нигде, в составе Церкви, еще имеющей счастье пользоваться свободой, не знает, как долго будет длиться такое состояние. То, что являет формы «своеволия», в действительности может быть проявлением повышенной чуткости в отношении проникающих в Церковь соблазнов.

Что касается бытия Церкви в ее потаенности, в силу невозможности, являть себя истинной Церковью открыто, как это ныне наблю- дается в Советской России, то тут, разумеется, радикально меняется положение священника. Как можно даже и думать о «приходской» жизни, о сколько ни будь организованном церковном общении в условиях исполненной смертных рисков потаенности! Оно возможно, как дар Небес, но даже и в этом случае общение не поддается оформлению по типу «прихода», который есть организационная ячейка стройной иерархии, в своей обыденной деятельности руководствующаяся известным порядком. В катакомбах действует Дух Святый, непосредственно руководящий верными чадами Церкви. Священник несказанно повышается в своей значительности, как раздаватель благодати, прежде всего, и как духовный руководитель, водимый Духом Святым, но с другой стороны тут уж все образуется само собою – вне правил, вне порядка, вне условностей взаимного общения, как бы всегда в ощущении себя на границе земного бытия. Повышенная значительность священнического окормления определяется тут еще и тем, что самое общение со священником, будучи в отдельных случаях весьма частым и постоянным, как оно никогда не бывает в обыкновенной жизни, может становиться и исключительно редким, может на долгие сроки просто отсутствовать. Этим благодатная природа катакомбного бытия не ослабляется, ибо то совершается промыслительно; ведь и в пустыне спасающиеся отшельники порою долгие годы были лишаемы пастырского окормления, и тем не ущерблялось высокое значение их подвига.

Оценивая наш современный приход зарубежный, надо понимать, что в нем одновременно существуют два начала. Гнездится расцерковляющее зло, пользующееся для своей пагубной деятельности формальными и фактическими возможностями, даваемыми прихожанам Приходским Уставом, но и вне этого являющееся проводником в состав прихода духа века сего, уже явно антихристова. Но зреет в приходе и та благодатная сила духа, которая, по аналогии с «первыми христианами», носителей этой силы духа управомачивает на ношение имени «последних христиан». Из этого именно семени может снова восстановиться истинный «церковный народ», способный принять на свои плечи дальнейшую, обновленную в своей подлинной христианской сущности, историческую жизнь. Уповаем мы, что именно так и будет в нашем отечестве, подвергшемся очистительному испытанию огнем большевизма. Если же не для кого будет существовать миру за отсутствием спасающихся, то именно ради таких «последних христиан» ускорит Господь Свое пришествие, чтобы и им не пасть жертвой множащихся соблазнов.

Архим. Константин (Зайцев)

http://www.metanthonymemorial.org/VernostNo2.html