Как уже отмечалось, эта проблема была для беспоповцев одной из самых сложных. Дело в том, что брак в православной церкви — таинство, совершать которое обязательно должен священник. Беспоповцы в силу вынужденного отказа от священства лишались, по каноническим правилам, возможности вступать в брак. Напомним, что первоначально как поморцы, так и федосеевцы высказались за полное безбрачие. Предпринятая затем Феодосием Васильевым попытка придать законный статус бракам, заключенным супругами до их присоединения к федосеевскому согласию, оказалась неудачной. При жизни Феодосия Васильева "старожены" не только считались состоящими в законном браке, но и имели возможность беспрепятственно рожать детей; однако после его смерти федосеевцы не без влияния критики со стороны поморцев пришли к решению ограничить супружеские права "староженов". При вступлении в федосеевское согласие им предлагалось жить "чистым житием", воздерживаясь от супружеских отношений. В случае нарушения этого порядка и, тем более, рождения детей "старожены" рассматривались как грешники и на них накладывалась епитимья. Что касается поморцев, а затем — филип-повцев, то они категорически отказывались признавать законными "старые" браки и при вступлении "староженов" в их согласия требовали от них развода. "Новожены", т. е. супруги, вступившие в брак уже будучи членами того или иного беспоповского согласия, известны по сочинениям с конца XVII — начала XVIII в. Для заключения брака они прибегали к услугам "никонианских" или старообрядческих священников. Вероучение как поморского, так и федосеевского согласия не допускало таких браков. "Новожены" не принимались без развода ни поморцами, ни федосеевцами. Изначально никто из беспоповских идеологов не пытался придать "новоженческим" бракам легитимный характер, каким-то образом оправдать "от Писания" их заключение. Первым такую попытку предпринял Иван Алексеев (Стародубский). Его учение о допустимости "новых" браков нашло свое полное отражение в сочинении "О тайне брака" (1762 г.). По мнению Ивана Алексеева, беспоповцы могли венчаться в "новообрядческой" церкви и такой брак можно считать законным: брак установлен еще в раю самим Богом, благословившим Адама и Еву. Это благословение передается их потомкам. Церковное венчание — освященный древностью "общенародный христианский обычай", введенный для отделения законного брака от "блудного сожития". Оно необходимо, но собственно к таинству брака отношения не имеет, так как, согласно Катехизису большому, "деиственник тайны брака" — сам Бог. Священник же — только свидетель. Необходимыми условиями для заключения брака Иван Алексеев считал взаимную любовь, согласие жениха и невесты, а также благословение родителей. Подобно Феодосию Васильеву, Иван Алексеев утверждал, что древняя церковь признавала браки еретиков и язычников. Поэтому, по его мнению, можно считать законными браки, заключенные в "никонианской церкви", не признавая других ее таинств (1).
В 60-х гг. XVIII в. в московской поморской общине стало все больше утверждаться мнение о допустимости "новоженческих" браков. Около 1771 г. в Москве на Покровской улице поморцы построили деревянную часовню; земельный участок с ней и зданием богадельни был закреплен во владение за купцом В. Ф. Мониным, отчего часовня стала называться Монинской, а община — Покровской Монинской. Ее первым настоятелем был Василий Емельянов (1729-1797). Со времени своего основания московская поморская община руководствовалась правилами, принятыми в Выговском общежительстве, и считала выговских отцов своими духовными руководителями и наставниками (2).
Московские поморцы считали необходимым решить проблему брака положительно. С этой целью в 60-х — 70-х гг. XVIII в. они неоднократно обращались на Выг, но получали оттуда резкое осуждение своих попыток легализации браков. До нас дошли: Послание московских поморцев Даниилу Матвееву и Никифору Семенову о браках, написанное в 1769 г. (3), и ответ на него Даниила Матвеева от 24 сентября того же года (4); письма Даниила Матвеева Ивану Козмину и Максиму Маркову от 18 февраля 1766 г. (5), братьям Михаилу и Алексею Кирилловым от 30 сентября 1768 г. (6) и 21 октября 1769 г. (7), Михаилу и Алексею Архиповым от 8 ноября 1769 г. (8), Алексею Архипову от 17 ноября 1768 г. (9) Все эти послания Даниила Матвеева были написаны в ответ на запросы его адресатов. Таким образом, можно констатировать, что в конце 60-х гг. XVIII в. в поморском согласии шло интенсивное обсуждение проблемы брака.
Позиция Даниила Матвеева, а в его лице выговцев — отрицание возможности брачной жизни для истинного христианина. Обращаясь к москвичам, он пишет: "Знатно и ныне не познаваете своей неудачи и безчестия в своем вами новодерзнутом новоженстве и браках неслыханных. <...> Яко не точию от умных и целомудренных, спастися желающих, сла-быя ваши замахи и необычныя настоящия свадьбы и пирушки винным напойством и тонцеванием бесовским многозазорным, и дерзновенно творимыя, под крайним зазрением находятся и суть от умных и Бога боящихся братии, но и от святых и богоносных отец и от церькви соборныя тяжчайшим судом ограничены и осуждены показуются". "Новоженство" характеризуется как "дерзость", "безпамятство крайнее", "слабость", "срам и стыд", "безумие крайнее" и т.д. Даниил Матвеев напоминает, что за свои действия любителям брака придется держать ответ: "Аще ли во своем мнении остатися изволите и путь самоизвольнаго вами новобрачия необычнаго... держатися изволите, заграждающего путь и вход к Небесному Царствию, то — воля твоя — яко же хощеши, да твориши. Человек бо есть своея воли, сам за себя и грядет ответ дать" (10).
В другом послании в Москву Даниил Матвеев напоминал адресатам о "последнем и горькоплачевном времени", в которое им всем приходится жить: "Изыти повелевает Божий глас из нея, си есть из Вавилона — мира сего, а не брачитися в нем; целомудрствовати, а не жен и браков многозазорных искати и детей наживати". Выговский наставник подает следующий совет о приобщении к церкви "староженов": "...старопоженив-шияся по вам и венчавшияся у церькви... да исцелятся достойным покаянием четыредесятидневным, постящеся и поклоны деюще — по две лестовки (по 200 поклонов. —А. М.) [в] сутки, с кротким и смиренным помыслом и со слезами. И по совершении времени покаяния — исповедию отцу духовному навершится, по сих — общему всех християн молению да сообщены будут". Если же "старожены" будут продолжать супружеские отношения, то с ними общения иметь не следует. Что же касается "новоженов", то они считаются "неприобщенными", т. е. находящимися вне церкви (11).
Эсхатологические аргументы обильно приводятся и в Послании Даниила Матвеева московским поморцам от 24 сентября 1769 г. Он пишет, что наступило время исполнения пророчества Даниила о "разсыпании руки людей освященных", что "мнози убо желающий таковаго (священства. —А. М.) ищуще, многи страны чуждыя — и восточныя, и полуденныя — желаемаго ищуще, и Туркогрецию и Палестину, иже есть Иерусалим, обтекше трудившеся, ничто же успеше, точию в безместных волокитах живота своего лишившеся" (12). Даниил Матвеев советует московским поморцам не искать брака, а украшаться целомудрием (13). Дискуссия о браке вскоре вышла за пределы отношений поморской общины Москвы и выговцев. В 1771 г. с вопросами к московскому поморцу Ивану Козмину (Меднику) обратился саратовский поморский наставник Иван Федоров. Его — противника браков — интересовало отношение адресата к этой проблеме, а также к выговцам, в связи с защитой последними допустимости "царского богомолия", с чем саратовский наставник также был не согласен. В ответном послании Иван Козмин уклонился от четкой характеристики выговцев, высказавшись о поморском согласии в целом (14): "Поморская церковь есть православна. <...> От поморскаго согласия приходящаго к нам за крещеннаго приемлем и исправы в крещении не полагаем, как и они от нас приходящих к ним приемлют же за крещенных" (15). Относительно возможности брачной жизни Иван Козмин, подобно Ивану Алексееву (Стародубскому), считал, что древняя церковь признавала браки еретиков и язычников, поэтому можно признавать законными браки, заключенные в "никонианской церкви", и "староженческие", и "новоженческие" (16). Впоследствии московский и саратовский поморцы продолжили обсуждение темы брака, оставаясь каждый на своей позиции (17).
Новые обращения московских поморцев к выговским отцам с просьбой одобрить "новоженческие" браки относятся к осени 1771 г. (18) и к 1775 г. (19) Отрицательный ответ на первое из них написан Никифором Семеновым 20 ноября 1771 г. (20) Выговский киновиарх был настроен в отношении москвичей не так жестко, как Даниил Матвеев. Он подчеркивает, что московские поморцы сами должны сделать свой выбор и нести за это ответ перед Богом. В то же время, по его мнению, одобрение москвичами браков не может быть причиной церковного раскола. Если кто-то, пишет Никифор Семенов, не смог вынести "тяготы" безбрачия "и поял еси себе настояща-го времяни жену — никто же тя за сие злословит, никто же оглаголует, никто же хулит, если вы во страсе Божий и в любви нелицемерной с женою своею провождаете жизнь свою в душеспасительных християнских добродетелех и плод чрева вашего воспитываетет в святоцерковных обычаях. <...> А кай-те себе в том и потерпите со всяким смиренномудрием до време-не. Врачество сие душеспасительно есть, а не укорительное, братия наши есте и удове тела церьковнаго" (21).
Отрицательный ответ на второй запрос москвичей написан Андреем Борисовым 2 августа 1775 г. (22) Выговский собор 12 января 1777г. подтвердил "бракоборную" позицию, хотя определенное "послабление" "новоженам" все же было сделано (23). В декабре того же года московские поморцы обратились на Выг с новым обширным посланием, где подвергли критике решения этого собора: "...нам сие ваше уложение, в пяти правилах узаконенное, оказывается сумнительно... потому, что вы изволили за неимением священства православнаго уничтожить и законный брак, и как до познания православныя веры, так и по познании брачившихся, по крайнему нужному случаю, изволи-шя судить как блудников" (24). Московские поморцы уведомили выговцев, что федосеевцы Преображенского кладбища осуждают их за оправдание "новоженческих" браков: "...у нас в Москве согласия Федосея Васильевича Илья Алексеев претыкается на образе и судит нас... паче всех язык... Видит нас по самои нашеи краинеи нужде брачившихся без священных молитв и православнаго иерея. И зрит в нас образ един со оными, кото-рыя и в присудствии православнаго священства дерзали кроме священных молитв брачитися. <...> За что злословит еретиками, и хуже блудников именует нас, и намерение имеет от нас, смиренных, покрещевати, приходящих к нему в согласие" (25). Действительно, И. А. Ковылин был жестким противником "новоженческих" браков. Конечно, его угрозы в адрес московских поморцев, слова о необходимости их повторно крестить, именование еретиками — все это было на уровне повседневного общения. Здесь И. А. Ковылин не стеснялся в выражениях и не особенно заботился о соответствии своих слов православным канонам. Московский поморец Федор Аникин (Зенков) в письме наставнику Василию Емельянову, написанному в 1779 г., приводит любопытный рассказ об отношении И. А. Ковылина к "новоженам": "Ибо и сам их учитель Илья Алексеив сказал по их званию некоему новожену: „Я, де, от вас никакова книжнаго свидетельства не приемлю, и не представляйте мне ни седми вселенских соборов, ни девяти поместных, ни апостолских правил. Или вконец вам сказать: аще бы и сам Христос с небеси сошел со архангелы и велел бы мне: Илья, приими, де, новоженов в согласие себе. А я бы ему сказал: Не послушаю Тебя, Христе". Рече: „Мне, де, так отец мой — Илья Иванов — при смерти своей приказал: Как, де, ты научен, в том и стой". Рече: „Аще он будет во аде — и я с ним, аще во Царствии — то и я с ним. Того ради я ево учению не отъстану и не изменю. И еще скажу вам: Аще вы будите и чюдеса творити или мертвых воскрешать, не прииму вас в сообщение себе. Еще же мне и хороши люди не присужают. Как, де, я был в Питере, и случилось мне быть у енерала Потемкина. И он мне говорил: Илья, как, де, ты научен, в том и стой, а своево толку не заводи. И я, де, ему за то в ноги поклонился: Благодарствую, батюшка, на добром твоем совете". Впрочем, констатирует далее Федор Аникин, "и сам (Илья.—AM.) явился ныне во обетех своих непостоянным и лъживым, ибо разорил и изменил своего отъца приказание в миротворении своем з дуниловцами, с Тимофеем Андреевым, и с Ываном Петровым, и с прочими (26). И на том мировании подписался, аки завязав глаза, чтоб приказание и содержание Ильи Иваныча, отъца своего, въпредь не содержать и не оправдать прежнее отъца своего предание, за свидетельством многими руками. И тако сам себя обличил своеручною подпискою, о чесом явствует основателной им предел в 14-ти главах" (27).
Как отмечают А. В. Хвальковский и Е. М. Юхименко, в период киновиаршества Андрея Борисова (1780-1791) позиция выговцев по отношению к "новоженческим" бракам стала более лояльной. Дело в том, что его друзьями были известные защитники брака москвич Василий Емельянов и архангелогородец Андрей Иванович Крылов. Кроме того, ситуация осложнялась экономической зависимостью выговцев от московской поморской общины и ее руководителя Василия Емельянова. С этим двойственным положением, по-видимому, были связаны колебания выговских отцов в вопросе о браке (28).
Что касается Василия Емельянова, то в истории старообрядчества он известен как крупнейший реформатор, впервые обосновавший возможность бессвященнословных браков, т. е. заключаемых мирянином без участия священника. Василий Емельянов учил, что сила и законность брака в согласии жениха и невесты, объявленном при свидетелях. Венчание священником — не более чем "благолепное украшение, случайно устроенное". Совершителем таинства брака является Бог, а священник — только свидетель. Василий Емельянов разработал особый чин благословения на брак с чтением канона Всемилостивому Спасу и Богородице. Новации Василия Емельянова вызвали осуждение со стороны московских федосеевцев и филипповцев. Хорошо знакомый с ситуацией в Москве знаменитый страннический наставник инок Евфимий писал в 1784 г.: "Еще согласие именуется новоженское, состоится в Москве и по прочим странам. Коему согласию наставник и учитель московской Василей Емельянов. Сей Василей к совокуплению брачному жениху и невесте сошедшимся повелевает начало положить и тако ложем совокуплятися, а неприемлющих сего закона еретиками оглаголует" (29).
До нас дошло Письмо Василия Емельянова из Воронежа московскому поморцу Федору Аникину (Зенкову), где дается оценка книги о браке, написанной Иваном Алексеевым (Стародубским); вероятно, речь идет о книге "О тайне брака". Павел Любопытный, включивший это Письмо в один из своих сборников (30), датирует его 20 января 1774 г. Вместе с тем в нем отмечено, что Иван Алексеев уже умер (31), а тот же Павел Любопытный указывал 1776г. как год его смерти. Следовательно, либо дата Письма, приведенная старообрядческим библиографом, неверна, либо Иван Алексеев скончался до 1774 г. Василий Емельянов отмечает, что читал книгу Ивана Алексеева "не единократно, не во оной книге мало что обретается правильнаго свидетельства, ибо больше что от своего разума приводы". По словам московского наставника, он не раз встречался и беседовал с Иваном Алексеевым, но его не устроила проповедь возможности "брачиться" в "никонианской" церкви. Обращаясь к Федору Аникину, который, по-видимому, хотел воспользоваться этой возможностью, Василий Емельянов пишет: "Но несть всем благоволения Божия, чтобы у внешних брачитися или от них поимати за ся... Сего ради я тебе советую как пред Богом, так и пред человеки смиритися, а не во оправдание вступати". Письмо подписано именем Федула Дмитриева, ниже рукою Павла Любопытного сделана приписка: "По крещении сие" (32). Вероятно, так звался московский наставник в старообрядческом крещении.
В другом сочинении — Письме Ивану Петрову (Дуниловскому?) от 29 августа 1788 г. — Василий Емельянов коснулся двух проблем — "царского богомолия" и браков. Относительно первого предмета он выразил мнение, что лучше всего употреблять формулировку "державной царице нашей", без "прилагательных имен" (33). Такую же позицию в то время занимали выговцы.
Коснувшись проблемы брака, Василий Емельянов учел целый ряд возможных вариантов ее решения: "О браках мое мнение в сем находится. Аще которой юноша или девица непорочно девство соблюдают — тем елико можно в сей святой добродетели жизнь свою провождать утверждаю. Аще ли кто погрешит и имеет надежду на Всемогущаго Бога и на свое усердие, чтобы напредки такова действия опасатся, — и тем не советую в брак вступать, но советую за толикии грех плакати-ся до кончины жизни своея. Аще кто сего совета не вмещает, тех в судбах Божиих оставляю. Аще кто потребует совета — сына женить или дочь отдать — в сей совет не вхожю, но и отрицаю: „Аще сын твои пойдет венчатся в церковь, тамо смерть ево постигнет, мы таковаго поминать не будем". Аще таковыи приидет со смирением и слезами и действие церковное признает за грех — и таковаго приимаем со условием, чтобы ему 40 дней тысящное правило понести с постом и християньс-кую должность отправлять и хранить. А которые кроме церкви свое намерение по родителскому благословению и протчих сродников засвидетельствовании совершили — и те начал кладут да прощаются со смирением, что дерзнули кроме священных молитв в брак вступить и не могли юность свою преодолеть своим нерадением и леностию" (34). Таким образом, наилучшей формой заключения брака Василий Емельянов считал бессвященнословную. Но вместе с тем он почитал "девство", а бессвященнословный брак считал грехом, хотя и небольшим. Преемники Василия Емельянова пойдут гораздо дальше него, провозгласив, что никакого греха в таких браках нет и не может быть.
В связи с тем, что в московской Покровской молельне стали заключать браки по уставу Василия Емельянова, выговские наставники, которых с 1791 г. возглавлял киновиарх Архип Дементьев, противник "новоженческих" браков, потребовали приезда Василия Емельянова на Выг. 25 февраля 1792 г. в Лексинском общежительстве состоялся собор, осудивший учение и действия московского наставника. В преамбуле Соборного постановления отмечено, что "по многом увещании" собравшихся Василий Емельянов "уступи своих сте-пении разъсуждения, повинуся выголексиньским общежителям единогласен быти в древлепреданном святоотеческом предании, и начало сотвори... в его прешедших учениях и действиях, не согласных Священному Писанию, также и впредь пред всем обществом обещался сего отнюд никак не творить, ни чему не учить". Смысл следующих за этим шести статей, подписанных Василием Емельяновым, был в отрицании законности "новоженческих" браков и отказе их совершать или благословлять. Но обратим внимание, что постановление не требовало обязательного развода уже вступивших в брак "новоженов": "4. Внове брачившихся въскоре не принимать в общение, но тогда, егда свое жительство удостоят к соблюдению чистоте и обет учинят прежнее исправить" (35). Вместе с тем наставников, упорно защищающих "новоженческие" браки ("бракоутвердителей"), предполагалось отлучать от церкви (ст. 5) (36).
Соборное постановление вызвало протест со стороны некоторых поморских наставников — сторонников допустимости брака. Влиятельный руководитель архангельской общины поморцев А. И. Крылов 1 октября 1792 г. направил запрос о решениях собора Тимофею Андрееву с просьбой разъяснить позицию выговцев, выраженную, по его словам, в соборном постановлении слишком "темно" (37). В ответном письме от 11 января 1793 г. Тимофей Андреев кратко пересказал соборное постановление, пояснив, что в его содержании "ничего, под мраком скрывающагося, не зрится". Отговорившись недостатком времени, лек-синский настоятель пообещал позже дать более подробный ответ. Кстати, из Письма Тимофея Андреева ясно, что А. И. Крылов направлял ему запрос о соборе 1792 г. дважды (38).
Реакция со стороны московских поморцев была выражена жестче. Один из влиятельных членов московской поморской общины Иван Филиппов 4 марта 1794 г. обратился с посланием к выговскому киновиарху Архипу Дементьеву, где прямо заявил: "У нас в Москве, как старшия, так и прочия благора-зумныя сему вашему определению последовать не соглашаются, потому что оное не засвидетельствовано Святым Писанием, ниже соборными святых отец правилами, ни же церковными истории, но токмо одними прежними настоятелями". Справедливые претензии московского поморца вызвала расплывчатая формулировка четвертой статьи: "...Ежели их („новоженов". — А. М.) есть законной брак, то они за чадородие свое не должны никогда отлучаемы быть от церкви. Когда ж они беззаконны, то никогда в церьковь допущатся не должны". Подводя итоги, Иван Филиппов дал очень резкие негативные оценки как самому соборному постановлению, так и выговским наставникам: "На что такое нечестивое учение яко законное разсылать и везде его таскать, соблажняя тем всю церковь правоверных? <...> Или вы за таковой гнусный соблазн не думаете отдать Богу ответ? Дадите, дадите непременно!" (39) Отметим, что Иван Филиппов и ранее активно защищал браки. До нас, в частности, дошло его Письмо московским федосеевцам Якову Тимофееву и Егору Матвееву от 4 октября 1791 г. в защиту как "староженческих", так и "новоженческих" браков (40).
В связи с настроениями московских поморцев, не признавших решений Выговского собора 1792 г., Василий Емельянов решил вернуться к своей прежней позиции одобрения "новоженческих" браков. До нас дошло Письмо одного из участников этого собора — петербургского купца и благотворителя И. Ф. Долгого от 28 апреля 1794 г., адресованное Василию Емельянову. Его содержание свидетельствует о напряженных отношениях московской поморской общины, с одной стороны, петербуржцев и выговцев — с другой (41). И. Ф. Долгой разъяснял московскому наставнику: "За прием двух новоженов Вас не отлучили бы от церькви, поелику везде их принимают, а только присодинить их церькви с постом и прощением хорошим, а не с таким намерением, как вы мудрствуете и завели новое свое согласие, кое распространилось, слышно, уже и по всей России". Петербургский выговец дал высокую оценку решениям собора 1792 г. По его мнению, они открывали реальные возможности преодоления раскола не только в поморском согласии, но и среди беспоповцев вообще. И. Ф. Долгой писал: "От таковаго не-правильнаго мудрования (оправдания адресатом „новоженческих" браков. —А. М.) все христианския страны уклоняются и весма его зазирают. <...> А как узнали христианския страны о бывшем в Выгореции соборе и твоей подписке, то соделались все староверческия сословия гораздо мягче и благосклоннее к нашей церькви. А потому и писали уже многия от разных стран в Выгорецию — дабы прислали в Петрополь Тимофея Андреевича для церьковнаго мира". В заключение письма И. Ф. Долгой призывал Василия Емельянова отказаться от своего учения и паствы и присоединиться "к правому мудрованию и церькви". Несмотря на очень натянутые отношения московской общины и Выга, И. Ф. Долгой просил Василия Емельянова продолжать оказывать выговцам финансовую помощь, которая, как видно из Письма, была к тому времени приостановлена (42).
Нельзя не отметить справедливости суждения И. Ф. Долгого о перспективах сближения поморцев с другими беспоповскими согласиями и прежде всего федосеевским, открывавшихся в свете решений Выговского собора 1792 г. Ведь главные претензии федосеевцев к поморцам сводились к двум пунктам: оправданию ими "царского богомолия" и допущению к церковному общению "новоженов". Как уже отмечалось, примерно с 1788 г. выговцы отказались от употребления при богомолий "прилагательных имен". Осуждение в 1792 г. "новоженства" при участии его основного защитника Василия Емельянова, действительно, открывало реальные перспективы сближения федосеевцев и поморцев. Но подпись Василия Емельянова под соборным постановлением вовсе не означала, что вся московская поморская община покорно согласится с этим. Ответ Василия Емельянова на Письмо И. Ф. Долгого, написанный 12 мая 1794 г., свидетельствует о том, что московский наставник готов был пойти на полный разрыв отношений с выговцами. Он пишет: "А что касается нынешних отец и Тимофея Андреева, которыя, в бытность мою у них, они меня к богомолию соборно все не допустили (43), то и думать так боюсь Бога не только согласиться с их неправильным и противным Христовой церкви мудрованием. <...> Неужели лутче согласиться мне с невежеством ваших отец и крайним безумием Тимофея Андреева, нежели с просвещенными и святыми отцами Шестаго вселенскаго собора, которыя всему миру гласят 72-м правилом, что еллинския и прочих вер браки есть по св. апостолу честны и законны!?" (44) Василий Емельянов четко заявляет свою позицию по поводу возможности бессвященнослов-ных браков: "Верьховный апостол Павел, св. Златоуст и прочия святыя отцы и церьковныя учители по своему образованию знали, что законный брак состоит из своей единственно существенной принадлежности, которыя вечно и никогда отъемлемы быть не могут, как сущность сущаго. А поповское венчание, будучи предмет случайный и подверженный всякой перемене, то он при нем быть и не может, поелику — предмет политической, составляющий один блеск в наших глазах... браки законныя в церьк-ви Христовой навсегда будут без обожаемаго вами поповскаго венчания". Выразив намерение до конца отстаивать свои взгляды, московский наставник заверил, что будет стараться и впредь оказывать материальную поддержку выговцам (45).
Вскоре Василий Емельянов заявил, что на Выговском соборе 1792 г. на него было оказано сильное давление с целью добиться его подписи под Соборным постановлением. В Письме Андрею Ивановичу Крылову от 24 июля 1794 г. Василий Емельянов так излагает свою версию: "Третьего года, в бытность мою в Выгорецком монастыре, много было у нас там споров и состязаний с начальствующими онаго о брачившихся ныне христианах. Потом Иван Феоктистовичь Долгой стал шуметь и грозить мне, что мы всю вашу страну от церькви отлучим. После того поутих, смягчился и просил меня убедительно, и увещевали все бывшия на соборе, чтобы я с ними согласился и подписал их соборныя статьи. Ибо они все твердили настоятельно, что ради меня многия християнския страны от нашей церькви и Выгореции отстали и отлучились. И естьли я к статьям их подпишусь, то, взирая на сие, многия страны не токмо отступившия обратятся паки в недро нашей церькви, но даже и примирятся давно загрубелыя (намек на федосеевцев. — А. М.). Я, святя сей благотворный слов их мир, условно и подписался, что брачившихся вскорости принимать не буду. А при том я им тогда изъяснялся, что я, хотя и учинил сие по означенной причине, впрочем таковыя супружества я признаю за честныя и законныя, по имеющейся в них брачной сущности вечнаго обета их или существенных принадлежностей, а за блудников отнюд признать не могу и боюсь Бога. Они на то подали мне согласие. Напротив того общаго их гласа ныне они не токмо вновь поженившихся христиан признают за блудников, но и до познания веры брачившихся определяют так же" (46).
Затронутый здесь вопрос о "староженах" показывает, насколько далеко от учения первых поморских отцов к этому времени отошли как выговцы, так и защитники "новожен-ческих" браков. На вопрос Василия Емельянова, дозволяют ли выговцы "староженам" "единодомовно жить", те ответили утвердительно. "Я, — пишет далее Василий Емельянов, — им возразил: „Сие будет незаконно" (если считать их браки незаконными.—A.M.). Они на сие сказали, что это у нас делается и в обычай пришло при крайней нужде. Я им возразил паки: „Что ж вы за особы или святоши, что свою нужду в закон ставите и обычаю своему трон утвердили?.." (47) В связи с этим вопросом отметим, что московский поморец Иван Филиппов в упоминавшемся выше Письме федосеевцам Якову Тимофееву и Егору Матвееву от 4 октября 1791 г. убеждал их не относиться слишком строго к "староженам", которых следует признать полноправными христианами, а их браки — полностью законными. "А что прежний настоятели, — писал Иван Филиппов, — тогда с новопоженившимися и венчавшимися у никониян в церькви, с ними они не сообщались и на покаяние их не принимали — ив том они неведением и недосмотрением соборных правил погрешили" (48). Еще раньше, 22 августа 1784 г. с обширным посланием в защиту законности "староженческих" браков обратился к федосеевцу Луке Гаврилову архангельский поморский наставник А. И. Крылов (49). Спустя 25 лет им было написано еще одно сочинение на эту тему (50).
На следующий день, после того как Василий Емельянов написал письмо А. И. Крылову, 25 июля 1794 г. он составил краткое Исповедание, или "чистосердечное извещение", на случай смерти. Высоко оценивая "истинное девство", Василий Емельянов провозглашал совершенную законность бессвященнословных браков и отрекался от своей подписи под выговским соборным постановлением 1792 г. (51)
Итак, вполне очевидно, что уже в 1794 г. московская Покровская община и Выговское общежительство находились накануне разрыва отношений. Но этого не произошло, так как вскоре позиция выговских наставников стала меняться. Немалую роль в этом, вероятно, играл тот непреложный факт, что выговцы экономически зависели от москвичей. Тимофей Андреев, ранее написавший несколько "бракоборных" сочинений, признал "новоженческий" брак допустимым и призывал собрать общий собор для установления способов его заключения. В 1795 г. Архип Дементьев, желая примирить всех поморцев, объявил, что не считает Василия Емельянова еретиком, а "новоженов" блудниками. После смерти Василия Емельянова 19 апреля 1797 г. в конце того же года на Выг отправился московский наставник Гавриил Илларионович Скачков с целью окончательного примирения. Московская община снабдила его специальным письмом, где просила вы-говцев "уведомить нас о ваших к нам благосклонности и мирном и единомысленном разумении" (52).
Г. И. Скачков сумел добиться от выговцев положительного решения вопроса о браке. 3 января 1798 г. он вернулся в Москву с мирным посланием, в котором выговские отцы изъявили свое согласие с московской общиной по данной проблеме. На вечную память об этом событии они прислали "на Евангелии медный крест со стихами и подписями" выговских наставников. 2 февраля того же года московские поморцы торжественно отметили умиротворение своей церкви (53). Об этом Г. И. Скачков сообщил выговцам письмом от 8 февраля 1798 г.: "А втораго числа февраля в праздник Сретения Господня пришли мы в общественный молитвенный храм и там, по пропетии молебна и часов, объявили мы ваше братское послание нашему обществу, то же и о благословенном вами на Евангелии животворящем кресте. И по прочтении вашего миролюбнаго послания и сочиненных ко кресту стихов воспета громогласно была на правом крылосе стихера „Днесь благодать Святаго Духа нас собра", а на левом — ирмос „Бог Господь и явися нам составити праздник"; потом пет был молебен животворящему кресту, во время чего многия от радости изливали слезы, и прочее. И замечательно из обстоятельств, что охла-девшия сердца любовию к вашему братству паки начали согреваться и ознаменовать Выгорецию любовию" (54).
Вторым настоятелем Покровской часовни стал брат Василия Емельянова Алексей. После него московской поморской общиной с 1807 г. руководил Г. И. Скачков, внесший большой вклад в организацию внутренней жизни общины. Он составил "Канон, певаемый во время сочетания брака", "Епитимийник", "Устав, или правила для прихожан Монинской часовни". Благодаря усилиям Г. И. Скачкова было получено разрешение властей на ведение метрической книги для регистрации браков. Между тем формальное одобрение выговцами "новоженческих" браков с неизбежностью влекло за собой ослабление прежней строгости учения и нравов. Столкнувшись с проблемой "замирщения" части прихожан и их нежеланием покаяться в своих прегрешениях, 1 августа 1809 г. Г. И. Скачков обратился к собранию общины с просьбой снять его с должности. Это заставило других влиятельных поморских наставников заняться наведением порядка в общине. 20 марта 1810 г. Андреян Сергеев (зять Г. И. Скачкова) на общем собрании зачитал решение: удовлетворить прошение Г. И. Скачкова об отставке невозможно, его требования справедливы и должны быть подтверждены соборным решением. "Мы ныне общим собранием, — отмечалось в документе, — способствуя успехам того Гавриила Иларионова попечений, творя труды его легчайшими, отвергая и исключая из общества нашего душевредности, к нашему же удобному исполнению законов и преданий до сообщения пищею с несогласными и неприличности платья относящихся, все, в законах сих содержащееся, верно сохранять и изображать на самом виде единомысленно и единообразно утверждаем и укрепляем следующими положениями: 1. Общения пищею с инославными и с несогласными нам никогда нигде не иметь. 2. Неприличнаго нам одеяния не носить. 3. Общия наши обязанности общими силами нам охранять и защищать" (55).
Но, как показали дальнейшие события, конфликт не был исчерпан. Споры среди поморцев относительно допустимых границ общения с "никонианами" продолжились. В сочинении "Хронологическое ядро староверческой церкви" Павел Любопытный под 1810 г. сообщал: "В Москве поморской церкви наставник... Никифор Петров и прочия... стали... нечестиво поступать: 1) венчавшихся христиан у внешних начали приобщать их к церькви с одним началом, без обыкновенной четырэдесятидневной епитимий; 2) упразднили церковную... власть, утверждая равенство всем; 3) христиан, долго мир-щившихся, прощают и в церковь приемлют с единым началом, без должной епитимий; 4) с мирщившимися христианы позволяют с неоскверненными общаться; 5) за общение с мирскими дозволяют прощаться только ради особенных причин, а после того паки свободно мирщится; 6) за мирщение откладывают прощатся до годовой исповеди; брачащимся верной части с неверной не поставляют за грех вкупе трапезовать и общаться с таковыми соборно в богослужении; ...8) уклоняющихся мирщенья разнообразно укоряют и поносят; 9) покрой иностраннаго платья дозволяют носить свободно при богослужении и всенародно" (56). Хотя сообщение Павла Любопытного явно носит полемический характер, ясно, что сторонники Никифора Петрова отличались терпимым отношением к "внешнему" (для поморцев) миру, а также позволяли себе носить нетрадиционную одежду.
Вскоре конфликт вышел за пределы Москвы. 17 марта 1813 г. саратовский поморец Захар Федоров в письме Г. И. Скачкову и Андреяну Сергееву сетовал на то, что они "и по сие время еще не прекратили раздоры и не смирились с Покровской моленной", находившейся, по-видимому, под контролем сторонников Никифора Петрова. Далее он отмечал: поморцы по всей России "не очень сохраняют руской обычай в одеждах и носят кому какое угодно и как что нравится не только в публике, но приходят и в молитвенной дом одевших как кто хощет, и друг друга не зазирают. <...> И когда уже делиться с московскими (сторонниками Никифора Петрова. — А. М.), то уже и со всеми не должно иметь единства. А при том, где есть такое повеление, чтоб за разнообразный покрой платья иметь раздел и составлять особую церковь". Захар Федоров призывал Г. И. Скачкова и Андреяна Сергеева смягчить свою позицию и пойти на уступки в данном вопросе (57). Можно сказать, что в некотором смысле этот призыв оказался услышанным. 14 августа 1813 г. Г. И. Скачков писал находившемуся в то время в Санкт-Петербурге Андреяну Сергееву: "Называют тебя злобным и непостоянным за то, что ты в Петербурге имееш нераздельность в молении, где ходят как мужи, так и жены развратнее здешних (московских. — А. М.). <...> И еще говорят, что ты называл петербурских за платье и общение (с „замирщенными". —A.M.) мерзостию запустения, а предводителей — человекоугодниками и потаковщиками. А ныне без всякаго принуждения и неволи с ними общаетеся" (58).
В ноябре 1813 г. с предложением о примирении к Г. И. Скачкову обратился сам Никифор Петров. Он отметил: "Желание наше давно уже есть во учиненном с вами разделении составить мир, да уже и начато оное было... но как оному согласию в то время последовало противное... и от потеряния любви произошло на нас укоренив, якобы мы общение со внешними не почитаем грехом и новшение неприличнаго и не-употребительнаго христианам платья оправдываем. Но все сие неправда". А поэтому, считал Никифор Петров, никаких причин для церковного раздора нет и московским поморцам следует примириться друг с другом (59).
Мы видим, таким образом, как постепенно естественные требования жизни смягчали в поморском согласии прошлую строгость запрета на бессвященнословный брак, на супружескую жизнь "староженов" и "новоженов". Былой накал эсхатологических ожиданий, когда брак "в последние времена" считался невозможным, во второй половине XVIII — начале XIX в. изрядно ослабел и начались успешные поиски догматических оправданий отхода от прежних суровых позиций. Вполне закономерно, что в процветавших общинах Москвы этот процесс шел интенсивнее, чем на Выге. Но в конце концов экономическая зависимость от московских единоверцев и растущее ощущение необходимости признавать нормальную семейную жизнь "в миру" заставили и выговских руководителей согласиться на принципиальные уступки в данном вопросе, важнейшем для функционирования как купеческой, так и крестьянской семьи. Идейный авторитет главного в согласии Выговского центра спасовал перед житейскими, экономическими факторами. Свою роль сыграли и отсутствие лидеров калибра братьев Денисовых, и усиление в самом Поморье меркантильных соображений. К тому же различные общины, их идеологи шли по этому пути с разной скоростью, создавали разные, порою взаимоисключающие догматические обоснования, не скупились на резкие обличения оппонентов. И все же тенденция к примирению внутри крупнейшего согласия беспоповщины в тот момент победила. ---------------
1 Круглова Т. А. Алексеев Иван // Православная энциклопедия. М., 2000. Т. 1. С. 622.
2 Хвальковский А. В., Юхименко Е. М. Поморское староверие в Москве. С. 314.
3 РНБ, собр. Михайловского, №Q.182, л. 80-84 об. Приложение, № 309.
4 БАН, собр. Дружинина, № 727, л. 291-310. Приложение, № 78.
5 РГАДА, ф. 196 (собр. Мазурина), оп. 1, № 1004, л. 76-77. Приложение, № 70.
6 РГБ; собр. Барсова, №616.1, л. 113-114 (автограф Даниила Матвеева). Приложение, № 72.
7 РНБ, собр. Михайловского, № Q.183, л. 94-100. Приложение, № 73.
8 Там же, л. 100 об.-104. Приложение, № 77.
9 Там же, л. 86 об.-93 об. Приложение, № 75.
10 Там же, л. 87 об.-88, 89, 92 об.-93.
11 Даниил Матвеев. Послание Михаилу и Алексею Кирилловым от 21 октября 1769 г. — РНБ, собр. Михайловского, № Q.183, л. 96-98 об.
12 Вероятно, здесь присутствует намек на поиски священства вы-говцем Михаилом Вышатиным, скончавшемся во время поездки в Палестину.
13 БАН, собр. Дружинина, № 727, л. 295 об.-296, 309. О том же см.: Даниил Матвеев. Послание Михаилу и Алексею Архиповым от 8 ноября 1769 г. — РНБ, собр. Михайловского, №Q.183, л. 101 об.-102.
14 В 1760-х гг. Иван Козмин принадлежал к филипповскому согласию и был противником "новоженческих" браков (см.: Даниил Матвеев. Письмо Ивану Козмину и Максиму Маркову от 18 февраля 1766 г. — РНВ, собр. Михайловского, №Q.183, л. 107).
15 Иван Козмин (Медник). Послание Ивану Федорову (Саратовскому) от 12 декабря 1771 г. — РНБ, собр. Михайловского, № Q.183, л. 112 об, 115-115 об. Приложение, № 104.
16 Там же, л. 116 об.-118.
17 Иван Федоров. Послание Ивану Козмину в Москву от 20 августа 1775 г. — РНБ, собр. Михайловского, №Q.183, л. 180-204 об. Приложение, № 105.
18 Хвальковский А. В., Юхименко Е. М. Поморское староверие в Москве. С. 315. Послание московских поморцев цитируется по рукописи: РГАДА, ф. 196 (собр. Мазурина), оп. 1, № 1004, л. 201-205 об. Приложение, № 305.
19 Послание выговцам от московского собора поморцев о "новоже-нах", 17 июня 1775 г. — БАН, собр. Дружинина, № 143, л. 42-45 об. Приложение, № 307.
20 Никифор Семенов. Послание московским поморцам о "новоженческих" браках от 20 ноября 1771 (7280) г. — РНБ, собр. Михайловского, № Q.183, л. 130-137. Приложение, № 151.
21 Там же, л. 134-136 об.
22 Андрей Борисов. Окружное послание о "новоженах", 2 августа 1775 г. — БАН, собр. Дружинина, № 143, л. 46-52. Приложение, № 33.
23 Половинчатость решения проблемы отношения к "новоженам" на соборе 1777 г. вынуждала выговцев разъяснять своим единоверцам, что они последовательно отрицают "новоженческие" браки. См., например: Послание петербургским поморцам от выговцев о "новоженах". — ИРЛИ, собр. Усть-Цилемское новое, № 305, л. 36-40 об. Приложение, № 320.
24 Послание выговцам от московских поморцев, декабрь 1777 (7286) г. — РНБ, № O.XVII.50, л. 52. Приложение, № 306.
25 Послание выговцам от московских поморцев, декабрь 1777 (7286) г. — РНБ, № О.XVII.50, л. 61 об.-62. Приложение, № 306.
26 На поле напротив дата примирения — 1774 г. О нем см. гл. 2 настоящей работы.
27 Федор Аникин (Зенков). Послание Василию Емельянову, 1779 г. - РНБ, № Q.I.473, л. 7 об.-8 об.
28 Хвальковский А. В., Юхименко Е. М. Поморское староверие в Москве. С. 315.
29 Евфимий, инок. "Разглагольствие о настоящем ныне между собою в древлецерковном последовании неких з друг другом несогласии..." (сочинение написано в марте 1784 г.). — РНБ, № Q. 1.1229, л. 478 об. Приложение, № 95.
30 РНБ, собр. Михайловского, №Q.183, л. 142-146. Приложение, № 55.
31 Там же, л. 143.
32 Там же, л. 143-146.
33 РГБ, собр. Барсова, № 388, л. 223 об. Приложение, № 52.
34 Там же, л. 223 об.-224.
35 Федосеевцы, включившие Соборное постановление 1792 г. в сборник "Отеческие завещания", на поле напротив этой статьи дали следующий комментарий: "Сие правило нами не приемлется и без разводу новожены к церкве приобщены не бывают" (БАН, собр. Дружинина, № 701 (начало XIX в.), л. 179 об.).
36 Соборное постановление выговцев о Василии Емельянове от 25 февраля 1792 г. — БАН, собр. Дружинина, № 701, л. 178 об.-181. Приложение, № 352.
37 Крылов Андрей Иванович. Письмо Тимофею Андрееву от 1 октября 1792 г. — РНБ, собр. Колобова, № 267, л. 256 об.-261 об. Приложение, № 128.
38 Тимофей Андреев. Письмо Андрею Ивановичу Крылову от 11 января 1793 г. — РНБ, собр. Колобова, № 267, л. 262-264 об. Приложение, № 187.
39 Иван Филиппов (Московский). Послание Архипу Дементьеву от 4 марта 1794 г. — РНБ, собр. Колобова, № 267, л. 287-296. Приложение, № 109.
40 РНБ, собр. Колобова, № 267, л. 237-240. Приложение, № 108.
41 Против браков высказывались также представители других поморских общин. В частности, Григорий Иванов (Романовский) в 1795 г. написал Василию Емельянову увещательное письмо, призвав его прекратить оправдывать браки и обратиться к пастве с проповедью безбрачия (Григорий Иванов (Романовский). Письмо Василию Емельянову от 20 июля 1795 г. — РНБ, собр. Михайловского, № Q.185, л. 6-10 об. Приложение, № 63).
42 Долгой Иван Феоктистович. Письмо Василию Емельянову от 28 апреля 1794 г. — РНБ, собр. Колобова, №267, л. 279 об.-283. Приложение, № 79.
43 Несмотря на то что Василий Емельянов подписал статьи и покаялся, он не был допущен собором к общей молитве.
44 Василий Емельянов. Письмо Ивану Феоктистовичу Долгому от 12 мая 1794 г. — РНБ, собр. Колобова, № 267, л. 297-299 об. Приложение, № 54.
45 Василий Емельянов. Письмо Ивану Феэктистовичу Долгому от 12 мая 1794 г. — РНБ, собр. Колобова, № 267, л. 301 об.-ЗОЗ об. Приложение, № 54.
46 Василий Емельянов. Письмо Андрею Ивановичу Крылову от 24 июля 1794 г. — РНБ, собр. Колобова, № 267, л. 284-285 об. Приложение, № 51.
47 Там же, л. 285 об.-286.
48 РНБ, собр. Колобова, № 267, л. 237 об.-240.
49 Крылов Андрей Иванович. Послание московскому федосеевцу Луке Гаврилову из Ярославля от 22 августа 1784 г. — РНБ, собр. Колобова, № 267, л. 115-198. Приложение, № 130.
50 Крылов Андрей Иванович. Послание о староженческих браках от 10 января 1809 г. — РНБ, собр. Михайловского, № Q.181, л. 29-43 об. Приложение, № 131.
51 Василий Емельянов. Исповедание. — РГАДА, ф. 196 (собр. Мазурина), оп. 1, № 1004, л. 44-45. Приложение, № 50. Подробнее о содержании сочинения см.: Хвалькоеский А. В., Юхименко Е. М. Поморское староверие в Москве. С. 316.
52 Письмо выговцам (о. Ионе, Архипу Дементьеву, Тимофею Андрееву и др.) от московских поморцев, 19 декабря 1797 г. — РГАДА, ф. 196 (собр. Мазурина), оп. 1, № 1004, л. 18-18 об. Приложение, № 264.
53 Хвалъковский А. В., Юхименко Е. М. Поморское староверие в Москве. С. 315, 316.
54 Скачков Гавриил Илларионович. Письмо Архипу Дементьеву и Тимофею Андрееву от 8 февраля 1798 г. — РНБ, собр. Михайловского, № Q.185, л. 36 об.-37 об. Приложение, № 177.
55 Хвальковский А. В., Юхименко Е. М. Поморское староверие в Москве. С. 318.
56 Павел Любопытный. "Хронологическое ядро староверческой церкви, объясняющее все отличныя их деяния с 1650 и по 1814 год". — РГБ, собр. Барсова, № 435, л. 502а-503.
57 Захар Федоров (Бронин). Письмо Г. И. Скачкову и Андреяну Сергееву от 17 марта 1813 г. — РНБ, собр. Михайловского, № Q.185, л. 194-199 об. Приложение, № 98.
58 Скачков Гавриил Илларионович. Письмо Андреяну Сергееву в Санкт-Петербург от 14 августа 1813 г. — РНБ, собр. Михайловского, № Q.185, л. 188-192. Приложение, № 176.
Публикуется по изданию: А.И.Мальков "Старообрядческие беспоповские согласия в XVIII - начале XIX в." ИД "Сова", Новосибирск, 2006
--------------------------------------------------------------------------------
http://portal-credo.ru/site/?act=lib&id=2723
Posts
No comments:
Post a Comment